Реальность оказалась другой: Ахти Асманн предложил изменить подход к энергетике

Выдержки из беседы: 

– Вы почти десять лет руководите одним из крупнейших предприятий Ида-Вирумаа, самым большим сланцеперерабатывающем производством в мире. Как изменились за это время предприятие и регион?

– Бизнес-фокус нашего предприятия остался прежним – производство сланцевого масла. Однако объемы, конечно, изменились. Если 20 лет VKG производил 250 тысяч тонн масла, то десять лет назад – уже 450 тысяч тонн масла, а сейчас 700 тысяч тонн. То есть, в течение 20 лет рост был значительный.

Объемы стали больше, эффективность – выше. Сейчас, конечно, столь быстрый рост приостановился, мы достигли оптимального уровня. На нефтяной рынок мы не можем влиять, но можем влиять на себестоимость сланцевого масла. На этом и хотим сосредоточиться.

Проблема заключается в том, что у нас довольно много выбросов CO2. В контексте климатической политики Эстонии и ЕС нам послан очень четкий сигнал. Больше нет смысла инвестировать в рост. Поэтому мы инвестируем в то, чтобы наши предприятия хорошо работали.

Что касается ситуации в Ида-Вирумаа, то очень хотелось бы сказать, что хуже не стало, но в реальности приходится констатировать, что регион слабеет. Часть электростанций Eesti Energia уже не работает. Из-за войны и санкций порт Силламяэ стоит почти пустой. Новых предприятий – очень-очень мало.

Все говорят, что новые инвестиции вот-вот начнут работать. Но в реальности мы не видим ничего подобного. 

Конечно, открываются какие-то более мелкие предприятия и делаются небольшие инвестиции. Однако нет ничего такого, что реально могло бы привнести красок в регион и изменить его экономику.

Всё проходит тихо-мирно. Мы видим, что население региона постепенно стареет. Молодые ищут новые вызовы где-то в других местах. Рабочих мест нет. Вернее, что-то есть, но очень мало.

– Недавно сообщалось, что государство отказалось от форсированного перехода на зеленую энергетику к 2030 году. Поможет ли это перезагрузить экономику и решить проблемы?

– Энергетика – очень важная часть экономики. По сути, это сырье для экономики. На этом всё выстраивается.

Происходящее в этой сфере – и хорошее, и плохое – напрямую отражается на экономике. Сейчас приняли решение отойти от цели 100% зеленой энергетики к 2030 году. Полного перехода к этому сроку все равно бы не произошло. Так что принято верное решение.

Поможет ли это перезапустить экономику? Отказ от не очень умных решений вовсе не означает автоматического роста экономики. Однако это позволит избежать негативных эффектов. И важно то, что положено начало.

Теперь необходимо запустить заново весь процесс выстраивания эстонской энергетики. Это не означает, что придется начать с нуля, но потребуется принять какое-то решение, выбрав между двумя-тремя сценариями.

Думаю, что точно надо отказаться от обещаний закрыть сланцевую промышленность. За счет нее мы обеспечиваем страну электроэнергией и имеем экспортный доход. Решение закрыть отрасль – это глупость. 

Конечно, можно параллельно развивать зеленую энергию. VKG тоже строит ветряные парки на земле. Однако условия должен диктовать рынок, причем тут госдотации?

Государство должно привести в порядок законодательство, чтобы упростить процессы планировок и т.д.

– Нужно ли менять политику, связанную с СО2?

– Конечно, нужно. Проблема заключается в том, что сейчас нарушено равновесие между экологией и экономикой. В приоритете – экология.

Система торговли СО2 – это, по сути, налог. Налог на выбросы. Есть разные налоги. Мы также платим налог на золу. Существует еще налог на использование воды, воздух и прочее.

Изначально, чтобы иметь единый налог на выбросы СО2 в Евросоюзе, требовался консенсус. Поскольку его не было, придумали рыночную схему, или придали этому налогу рыночный дизайн. И теперь толком никто не знает, какой будет цена на СО2. Нет никакой стабильности.

Мы не знаем, какой будет политика в отношении СО2 после 2030 года. Страны ЕС должны принять решение в течение 2026–2027 годов. До сих пор никто ничего не знает. И это, конечно, плохо!

Необходимо видеть хоть какую-то перспективу, чтобы делать инвестиции. И если бы это был классический налог, то всем было бы проще.

Поскольку Евросоюз уже пришел к консенсусу по климатическим целям, то логично было бы найти консенсус и в отношении налога на СО2. Систему торговли СО2 необходимо упростить. 

Нынешняя запутанная система негативно влияет на экономику всего Евросоюза – не только на сланцевую промышленность, но и на химпромышленность, заводы рафинирования и т.д. И теперь никто не знает, что с этим делать. В этом и заключается основная проблема.

Нагрузка на предприятия, связанная с СО2, постоянно растет, но сейчас мы хотя бы знаем, что будет до 2030 года, а дальше вообще ничего не знаем. Политика ЕС такова, что можно точно предположить, что нагрузка вырастет. Однако темпы роста – вообще непредсказуемы.

Всё это негативно влияет на отрасль. Мы конкурируем на мировом рынке – рынке нефтепродуктов из США, Венесуэлы, Казахстана. Отмечу, что 80% эстонского сланцевого масла экспортируется в Сингапур на рынок морского топлива. То есть, мы конкурируем именно на том рынке.

Если наши расходы по налогу СО2 увеличатся на одну треть, то ни о какой конкуренции с мировыми производителями говорить не придется.

Сейчас ситуация во многом зависит от цены на нефть. На рынке нефти через какое-то время всегда происходит коррекция цен. И чем выше у тебя расходы, тем быстрее возникнут проблемы.

– А какова ситуация с рабочими местами?

– Сейчас в концерне работают примерно 1450 человек. Десять лет назад было 1900 работников. То есть, минус 500 человек. Это результат повышения эффективности производства и продажи дочерних предприятий.

Для повышения эффективности нужно иметь хорошо квалифицированную рабочую силу. Соответственно, чем больше у нас квалифицированных кадров, тем меньше нужно работников в целом. И всё больше людей можно заменить машинами.

Однако есть еще шахта и другие места, где требуется физический труд. Так что уменьшение числа людей не является само по себе целью. Основное внимание уделяется себестоимости продукции и комплексу разных расходов.

– Где могут найти работу те, кто ее лишился? Приходится уезжать из региона?

– Уехать из региона – это не трагедия. Эстония – такая маленькая, что проехать 150 километров туда и обратно – это не такая уж большая проблема.

Проблема в том, что никто не возвращается в этот регион. Движение рабочей силы – это неизбежность. Однако в Ида-Вирумаа возникает эффект плохого ресторана. Чем меньше клиентов, тем хуже обслуживание и еда.

Если бы было больше предприятий в регионе, то повысилась бы конкуренция за работников, и средний уровень рабочей силы тоже бы повысился. И это пошло бы всем на пользу. Мы за то, чтобы было больше предприятий в регионе.

– Что нас ждет в случае холодной зимы?

– Жизнь будет продолжаться. Да, расходы вырастут. Еще больше вырастут. Станем еще немного беднее.

– Это при нынешней-то инфляции и растущей безработице...

– В том-то и риск, что энергетика зависит от политических решений. Разрушить можно очень быстро, а заново восстановить быстро не получится, уйдет очень-очень много времени.

В качестве наглядного примера можно привести произошедшее зимой в Нарве, когда резко повысилась стоимость отопления. Политики засуетились, начинали бегать туда-сюда, обсуждать с Eesti Energia, нельзя ли зафиксировать стоимость тепла и прочее. 

А ведь политики могли бы и просто приехать в Нарву, объяснить людям, что те должны гордиться тем, что подорожавшее отопление стало экологически чище. В этом-то и заключается конфликт: на словах все борются с выбросами СО2, но при этом замалчивают стоимость этих решений.

– Могли бы вы дать прогноз по ценам на электричество и тепло?

– Стоимость электроэнергии будет зависеть от выбранного Эстонией пути. Чем больше у нас будет нестабильной зеленой энергии, тем быстрее будут расти затраты на электросеть, создание разных резервных мощностей. За всё придется платить.

В принципе, испанский казус с отключением электричества был обусловлен тем, что 60% баланса страны приходилось на солнечную энергию. Что уж говорить, если 100% энергии формируют солнце и ветер? Да еще и вероятность отсутствия солнца столь высока, как в Эстонии, и вдобавок ветер не всегда дует.

В таком случае должен быть 100% резерв – фактически двойной объем энергии. А кто за это будет платить? Наши политики любят обсуждать, сколько будет стоить энергия в 2035 году. Говорят, что столько же либо даже меньше.

Если взять в расчет инфляцию, то можно не сомневаться, что электричество станет дороже. Общая же цена зависит и от разных компонентов. Стоимость последних является следствием энергетической политики Эстонии.

– Решение об отказе от самостоятельной сланцевой энергетики – окончательно? Или возможны еще варианты? 

– Честно говоря, такого решения нет. Правительство Каи Каллас во время пандемии пообещало Евросоюзу, что мы выйдем из сланцевой энергетики. Никто из трех стран такого решения не принимал.

И тут возникает вопрос, законно ли это обещание? Думаю, что самым правильным было бы для государства отказаться от данного обещания. В тот раз, по-моему, было дано 120 разных обещаний. И если их остается всего 110, то ничего не изменится.

Тем более, что деньги, полученные от ЕС в ответ на обещание правительства, не были полностью использованы. Это не очень значительные суммы. Думаю, что неразумно отказываться от самостоятельного производства энергии.

Когда после начала войны цены на газ резко повысились, то сразу появилась идея отапливать Таллинн сланцевым маслом. И мы начинали его продавать.

То есть, во время кризиса государство смогло отменить запрет на использование сланцевого масла внутри страны. Думаю, что сейчас накопилось достаточно аргументов против того, чтобы выходить из бизнеса, который приносит экспортный доход, пару сотен миллионов налоговых доходов в госбюджет, рабочие места и все прочее.

Возможно, давая свое обещание, политики знали, какой будет политика ЕС в отношении СО2, и полагали, что налоги все равно убьют сланцевое производство. Им показалось, что можно вот так запросто дать подобное обещание.

Однако реальность оказалась другой. Пора понять, что в мире очень многое изменилось. Конкурентоспособность Европы – под вопросом, у нас есть вызовы.

Понятно, что производство должно быть экологически более чистым, но нерационально приоритизировать эти процессы так сильно, как это было до сих пор. Я называю это (зеленым – прим.ред.) радикализмом. Ставить целью ноль выбросов СО2 к 2050 году – неразумно и нереально. Просто у людей нет денег, чтобы за все это платить.

Общество не готово. Технологии тоже не готовы.

– Много говорится и о том, что регуляции ЕС душат бизнес. Что предпринимается для того, чтобы упростить работу предприятиям?

– Я прогнозирую волну новых регуляций, принимавшихся этой же командой два года назад. По этой причине я немного пессимист. Ожидания у меня невысокие. Те же самые европейские политики, которые создали эту проблему, сейчас вдруг пытаются ее решать. Слабо верится, что это возможно.

Подробнее в повторе!

• Что изменилось за последние десять лет в регионе?
• Какие проблемы остаются нерешенными?
• Ида-Вирумаа опять в режиме выживания?